Существование отцовского дома она игнорировала уже почти третьи сутки; для этого достаточно было оставить там Соичи, поутру сообщить матери, что это её новый сосед, и скрыться ещё до того, как он успеет продрать глаза.
Кончина супруга определенно начинала приобретать для Ацуко новые краски, едва дочь вернулась из Лондона.
Первую ночь она провела в "Омеге" - это не помогало; попытка перебраться в "Дельту" на вторую не увенчалась успехом тоже. Сон то отказывался приходить, то, приходя, вызывал одно лишь желание - послать его ко всем известным туземским богам. Бессильным оказалось и самое действующее из известных ей снотворных: извести себя за ночь до того, чтобы "отвалиться без задних ног".
Обладающая крайне скверным, в повседневной то её жизни, характером Сайприн становилась совершенно невыносимой. За прошедшие две ночи она успела разнести в клочья три вазы, одну из них - о спину одного из носильщиков; уволить четыре горничные, с десяток - едва ли не довести до слез; повергнуть в откровенный культурный шок парочку постояльцев, которых в последствии утешал портье, и едва не отправить главу избирательной кампании в бессрочный отпуск.
Он и стал автором идеи, за которую премиально был пощажён. Ключи от временной квартиры, которую штаб использовал для пребывающих в Токио сподвижников и сторонников гениального освободительного движения Сайприн, девушка приняла почти с благодарностью.

...но все равно не могла сомкнуть глаз. Сладостное ощущение падения в негу подсовывало вместо себя рваные обрывки из той, другой жизни, с существованием которой Рин волей-неволей смирилась; но от того не горела большим желанием разбираться со всей этой чушью, насаждавшей ей определенное видение действительности.
Та, другая, была в каждом из них. Всё это время Сайприн шла с ней рука об руку, относясь как к единственной, кому стоило доверять.
Это не давало покоя. Она не чувствовала себя в безопасности. Не с момента встречи с Верховной, многим раньше. Почему изменилось столь многое?
Почему каждый из этих разбитых, втоптанных кем-то в беспамятство фрагментов, вызывает в ней отвращение и злость? Почему бездумное желание снова стать восковой куклой в чьих-то руках не поглощает её с той же легкостью, что и раньше?

Забытье подобралось к ней вместе с полуночью. Рин и сама не поняла того, как очертания полумрака комнаты, освещенной одним лишь лунным светом, сменилось мраком окончательным.
Но её все равно не покидало чувство того, что это не сон. Пустота казалась незнакомой лишь на первый взгляд, как и пустотой - тоже. Для наглядности она даже высунула язык, явно пытаясь попробовать ту на вкус, но ощутила под ним лишь кончик собственного носа.
Он был подозрительно безвкусным. Но все-таки был.
«Ага. Эффект полного погружения?»
Собственный голос звучал где-то со стороны. Что, опять?!
С ног до головы будто окатило ушатом холодной воды, выкидывая из мрака прочь. Стоило лишний раз посетовать на то, что выспится она исключительно на каком-либо ином свете, но определенно не на этом, если бы Сайприн не обнаружила себя посреди шумной городской магистрали, залитой светом уличных фонарей.
Один крайне удачно светил ей в глаз, глядя сверху вниз на запрокинутую назад голову.

С магистрали она не сдвинулась ни на шаг, продолжая смотреть в лицо фонарю под звуки сигналящих, проносящихся мимо машин. В этом не было ни капли легковерия: Сайприн в крайней степени надеялась на то, что одна-то из этих металлических посланниц доброй воли её всенепременно с дороги снесет и девушка, наконец-таки, выспится. Всем на зло.
Настойчивое игнорирование её машинами прекратилось лишь в миг, когда одна из них, скрипя колесами, остановилась у Рин прямо под боком, ни капельки тот не зацепив; криминального вида амбал лишь угрожающе сотрясал воздух квадратным кулаком, выкрикивая в окно нецензурные, но крайне лестные слуху эпитеты. Сайприн обернулась лениво, явно нехотя смирившись с тем, что помогать ей не планирует даже собственный недо-сон. На воспоминание происходящее налезало с огромным трудом.

Она обогнула машину сбоку, намереваясь просунуть собственную физиономию к амбалу поближе, чтобы степень душевности их разговора не ускользнула от его не обремененного интеллектом бытия; но и тому не суждено было состояться - Сайприн, как всякая уважающая себя женщина, залипла в боковое зеркало, едва то задело собою синеву её волос. Его ведьма едва ли не выломала, активно поворачивая в сторону себя (кто только придумал столь неудобное расположение жизненно важных субъектов?), и коротко чертыхнулась.
Из зеркала на неё снова поглядывал зияющий краснотой левый глаз, что если бы мог, то начал открыто насмехаться; сбоку на голове торчала древняя, осточертевшая ей до зубного скрежета косичка, напоминавшая собою огрызок от теперешних девичьих волос, как сама она напоминала жалкий кусок от некогда великой себя. Глаз девушка принялась тереть со рвением настолько остервенелым, что, казалось, неровен час - выудит тот из глазниц. Так бы и было, не лиши её амбал последнего дорогого в жизни: он, вдарив по педали газа, унесся в сожравшую его ночь, напоследок окрестив Сайприн умалишенной.

Магистраль вымерла вместе с ним, ударяя по ушам тишиной. Город вымершим не казался, скорее наоборот - витрины, спрятанные за широкими тротуарами, сияли оттенками разной степени яркости. Рин точно ощущала, что за ними течет жизнь, но ей туда было нельзя.

Она и не стремилась. Опустевшая магистраль подходила широте её стремлений куда как больше.
Первым делом она расправилась с косой, предоставляя волосам полную свободу. Вторая, несмотря на попытки лишить её глаза, вела себя подозрительно тихо. Рин всенепременно остановила бы поток собственного сознания в попытке заподозрить неладное, но за оба её глаза, вне зависимости от цветовой принадлежности, зацепилась фигура, вышедшая из мрачноватого по виду своему помещения.
Эти дурацкие черные платья, одно из которых девчонка натянула на себя, преследовали Сайприн в каждом, мало-мальски вменяемом сне. Все они не вызывали в девушке ничего, кроме крайней степени раздражения, а это - было особенным бельмом на глазу.
- Эй! - платье её то ли не слушало, то ли не хотело этого делать, и натуральным образом отправлялось от Рин подальше. Подобный расклад дел ту не устраивал, но попытка податься следом споткнулась ещё в зачатке: в прямом её смысле. Каблук застрял в какой-то выемке - не иначе, как предательской - и сломался под гнетом обстоятельств. Сайприн это волновало не то, чтобы хоть сколько-нибудь. - Эй, ты! - вторая туфля, лишенная нынче сакрального смысла своего существования, снялась с ноги необычайно быстро; заметно быстрее двигалась прочь и девичья фигура, за которой Рин, при всей своей убежденности в прекрасном атлетическом прошлом, никак не поспевала. Не поспевала за ней и туфля, полетевшая девчонке вслед, да встретившая только угол какого-то здания, призывно заманивавшего Сайприн в подворотню.
Кто такая она, чтобы противиться самому зову судьбы?

Из красочных обращений, вроде "стой, хуже будет!", к ситуации не клеился не один.
- Киса-киса-киса! - призывно поманила Рин пустоту подворотни. - Будь послушным плодом, не наворачивай лишние круги! Плод-то, все-таки, мой, - разве мог бы он быть чей-то ещё? - Я тебя всё равно найду.

А что ей ещё было делать?

Подумать ведь только, из десятков тысяч образов и фантазий Сайприн, для очередной бессонной ночи, выбрала именно этот. Звонким смехом заливался весь переулок, девушка едва ли не переходила на скупую, но от того не менее истерическую слезу, рискуя если не надорвать живот, то задохнуться, как воображаемое платье поспешило от неё прочь.
- Э-э-э-э-эй! - в очередной раз окликнула то Рин, пытаясь разогнуться, выплюнуть из себя что-то более осмысленное (не выходило) и поспешить следом за пытающейся ушуршать от неё подошвой. Этот плод не иначе, как пытается её убить - при том подумать только, чем! Пропагандой здорового образа жизни!
Пятки сбивались об асфальт вовсе не фигурально, ощущая под собою каждый идиотский камушек, по всей видимости работавший вместе с воображением Сайприн против неё самой. Ничего-ничего, вот сейчас она соберется, сделает последний рывок, нагонит стремительно отдаляющийся субъект, и вот тогда...

Подсознание её явно подслушивало, от того и испугалось. Рин крепко схватилась за его руку, чтобы оно снова не сбежало, как нетерпимое ею молоко, и дернула то на себя.
Надо же, ей не показалось. Точно-то-самое-лицо, одно из тех, что не давали ведьме спать по ночам, нагоняя на неё страху, как на несостоявшегося руководителя. Только Сайприн никак не могла вспомнить - как же звали конкретно это черное платье?
Уруру? Лу? Тлю?

- Ну привет, плод, - не хватало только, чтобы её воображение, и без того бывшее беспримерно жестоким, вдобавок ещё и обиделось на хозяйку за такую-то мелочь. Записывать надо! - И почему я сделала тебя таким пугливым? - Рин треплет девчонку за сладкую воображаемую щечку, что кажется ей такой настоящей, и устраивает руку беглянки себе на плечо, плотно прижимая её ладонь своей. Ещё одного забега эта реальность точно не вынесет. - И быстрым? И... - Сайприн улыбается совсем уж нагло, рассматривая девчонку в просвет того малого расстояния, образованного между ними. - ...плоским? - заявление граничило где-то между "у каждого своя правда" и откровенной издевкой. Во всяком, воображение было не намного более плоским, чем сама Рин: проблема лишь в том, что Сайприн была идеальна, в отличии от продуктов собственных мечт. - Скажи, плод, - она склоняет голову ниже, касаясь щекой своей ладони, а волосами - закрывая девчонке руку. А звучит то - совсем-совсем грустно! - Ты убил во мне тягу к прекрасному? 

Теллу!
Имя врезалось в сознание вместе со звонким шлепком, отправив Сайприн в кратковременный экскурс по неизведанному. Почему Теллу?
Уязвленное самолюбие возмущалось не особо, явно увлекшись занятием чем-то более интересным. Например, поиском логической связи, вставлением в поток сознания зеленоволосой невероятно содержательных звуков, состоящих из "а", "о!" и, самое главное, "ы?", да попытками придумать что и кому она накрутит поверх отсутствующего чувства юмора. В последние пару дней Рин не удивлялась ни единому своему открытию, но всякий раз натурально расстраивалась, когда то выходило за рамки её понятия о приятном досуге.

Мужчинка в форме появился как нельзя вовремя. Сайприн, до конца не убежденная в том, что всё это - не производная её воспаленного бессонницей мозга, заметно приободрилась. При наличии здесь этого субъекта и клетки, которую тот обещал им обеим за отсутствие примерного поведения, наличие Теллу обретало определенного рода смысл.
Какой простор! Здесь тебе и фигурное выдергивание волос, и битье головой о потертую жизнью скамейку, и борьба на пальчиках во имя выяснения того, кто же из них тут два-дэ, а кто вполне себе ничего. Сайприн была абсолютно уверена в бесспорности того, что она, но справедливости ради предоставила бы зеленоволосой шанс потыкать в неё хоть чем-то перед тем, как убедить в бесповоротности печальной, для самой Теллу, действительности. Всё это она таинственно нашептывала ей на ушко, покорно согласившись проследовать за товарищем полицейским, да потащив девчонку с собой. Кто бы упустил такой шанс?!

...сам себя. Шанс профукал сам себя, забив просторную камеру, что померла безызвестной в рядах однотипных своих сородичей, так и не успев провозгласить себя рингом, плодами, что были до неприятного второсортны. Сайприн даже готова была признать, что всё это - действительно не продукт её неуемной фантазии, но лишь сдержанно кашлянула, решив оставить подобное откровение как-нибудь на потом.
- Молодой человек! - окликнула ведьма мужика лет не меньше пятидесяти, что отвечал за содержание второсортных плодов, к которым её записали по какой-то нелепой ошибке, в относительном здравии. Судя по безысходным мордам тех, что были здесь до прибытия Сайприн, утешением это было слабым. - Молодой человек! - повторила девушка уже настойчивее, голосом елейным настолько, что решетка едва не расплавилась от того сама собой. С "молодым человеком" активно заигрывал её красный левый глаз, в то время как синий оказался таинственно, почти робко прикрыт. Он, не сомневалась Рин, просто не смог устоять - от того и направился к этой ужасной, тривиальной штуке, в которую их с Теллу засунули по чудовищной ошибке! Ни одна уважающая себя моль, или как там посмел их назвать этот ужасный мужлан, не надела бы на себя столь шикарное что-то, что было надето сейчас на Сайприн! Всё это ведьма декларировала ему, подошедшему, протянув дрожащие от столь нелицеприятного события ручки к выглаженному воротничку, неприменно предлагая проверить самому да пощупать - вот она, протиснутая в просвет тонкая коленочка в черных шелковых брюках, попросту не способных стать соучастниками преступления!
Пока череп злосчастного дежурного, слишком долго сопоставлявшего злой умысел с насаждаемой ему действительностью, не встретился лбом с железной решеткой, да рухнул на пол с остатками тела. Кто бы мог подумать, кто бы мог подумать, что в этих несчастных, дрожащих пальцах - столько жуткой остервенелости?
И что ключи от клетки, в поисках которых Сайприн обшарила карманы и пояс "молодого человека", были оставлены им на столе?

Не можешь справиться с толпой - примкни к ней. Этому простому правилу Сайприн научилась ещё в далеком детстве, и с тех пор занималась исключительно навыком развития превосходства над стадом; но не всякое стадо можно было себе подчинить.
На домогательство со стороны второсортных девушка реагировала в духе лучших своих учений: с откровенно выражаемой скукой,  подпирая то и дело "отбираемой" рукой подбородок, разве что не зевая картинно особо упорным в лицо. Но терпение Рин было  гораздо конечнее многих иных вещей, что навивали на неё откровенную скуку; от того она и притянула к себе за талию одну из  девиц, походившую на жалкое подобие местного лидера, прижала к себе, уткнувшись лицом в кипу до отвратительного приторно  пахнущих духами волос, и принялась ворковать той на ухо очередные непечатные истины.
Девчонка дернулась спустя уже первые десять секунд повествования, но хватка Сайприн была непривычно крепка; то продолжалось  и продолжалось, пока руки, прошедшиеся по девичьей спине вверх, не вцепились мертвой хваткой в клок волос, оттягивая её  голову вниз. Она определенно могла - да что там могла, хотела! - поспорить с наглой синеволосой девицей, укрепляя  собственное положение поддержкой пособниц за спиной, но было в разноцветных глазах Сайприн, не иначе как ведьмы, что-то  животное, дикое, парализующе безумное; второсортная отпрянула резко, едва хватка на ней ослабла.
Хоть ключей при охраннике и не было, зато был пистолет. Предприимчивая Сайприн, ни разу в жизни не стрелявшая даже по  статичным мишеням, не преминула возможностью попробовать что-то новое - потому что предела совершенству нет и учиться  никогда не поздно! К тому же возня вокруг Теллу как-то подозрительно притихла - может, этот сладенький плод уже кто-то жрет, а она не видит?!
После чудес воскрешения и полетов с пятнадцатого этажа без тяжелых летальных последствий Рин всерьез считала, что удивить её нечем.
Но это были ЛИАНЫ растущие из РУК.
Сайприн едва удержалась от того, чтобы протереть дулом глаза.
Рассосавшиеся по углам второсортные не вызывали вопросов.

- Теллу, детка, - прозвучала Рин обиженно, собирая себя с пола и переводя взгляд с дарований зеленоволосой на, собственно, лицо. Это где такое видано, чтобы девушка настращала всего одну, а это вот платье - целую толпу?! Но обида одна стремительно сменилась другой: Теллу, кровоточащая носом, выглядела откровенно паршиво. Вы только на неё посмотрите! Собралась ПОМИРАТЬ без Сайприн в этом непосредственного УЧАСТИЯ! Муки ведьмы были велики необычайно: разрываясь между тем, чтобы от глубины своих оскорбленных чувств пристрелить зеленоволосую на месте и желанием бедняженьку выходить, чтобы после наподдать ей на равных условиях, доказывая своё превосходство в мере полной, Рин так и дождалась, чтобы тихо позвякивающие ключики добрались до расстояния вытянутой из клетки руки, а зеленоволосая - до почти обморочного состояния. 
«Подумать только, какая бледная! Я уже почти рыдаю и выкатываюсь за траурным венком!»
Сайприн подхватила девушку одной рукой под спину, чтобы другой легко, но ощутимо похлопать ту по щекам. Лианы обмякли, обронив у клетки свою добычу.
- Эй-эй, детка, не вздумай отключаться, - таскаться по этому эксклюзивному подземелью в одиночку или, уж тем более, с грузиком в виде трупика на спине в планы Рин не входило. - Ты хоть и самый плоский, но самый удачный мой плод! - и не важно, о чем они там до того договорились заочно, если наглость Сайприн пробудит в девчонке очередное желание врезать ей по морде, а вместе с тем - и тягу жизнедеятельствовать. - Сейчас мы вытащим тебя на воздух, найдем тебе достойную грядку... - второсортные слегка воспрянули духом, заметив и ключи, и увлеченность обеих девчонок чем-то отличным, от их расчленения: самая обделенная разумом особь принялась за поползновения в сторону решетки с одной единственной целью - стырить нажитое не её непосильным трудом. Ха! Выстрел на заставил себя ждать, под пронзительный бабский крик впечатывая пулю второсортной в колено.
Ну предупреждала ведь, предупреждала!
А потом - сплошь обида, слезы и обещания отомстить когда-нибудь, вот только не прямо сейчас.

Вытаскивать Теллу из клетки уже не пришлось; та хоть и не кидалась в бой с кулаками, но точно имела возможность перемещаться, едва ли опираясь Сайприн на плечо. Второсортных Рин, показательно поигрывая оружием в руке, заперла обратно: умницы-девочки приняли твердое решение о том, чтобы посидеть за решеткой денек-другой, но оставить голову без лишних в той отверстий.
Оставалось оставить ключики на законном их месте на столе, выбираясь из участка подальше - впереди маячил какой-то парк, несмотря на позднее время суток привлекший собою лобызающуюся парочку.
Сайприн не покидала одна-единственная навязчивая мысль, молотком вбиваемая в голову.
Это полу-мертвое платье, активно изображающее нормальную жизнедеятельность, демонстрировало себя талантливее её самой.
Пха! Да ни в жизнь!
Одно о себе девушка знала точно: в этой жестокой, полной вопиющей несправедливости вселенной она не одна.
- Кро-ли-ки! - едва ли не пропела Рин, подскакивая вплотную к любовничкам. Вовсю размахивающая пистолетом ведьма заставила вздрогнуть тех неспроста; паренек, то ли начитавшись книжек о благородных рыцарях, то ли не слишком доверяющий серьезности намерений Сайприн оказался явно смелее тех, второсортных. Рин встрепенулась, попятилась, для наглядности подняла ручки с пистолетиком вверх: мол, прости, богатырь, обозналась я!
«Ну же, родная. Ты же любишь это больше меня!»
Красные локоны рассыпались по хрупким плечам рыцарской принцесски, открывая собою видение той, второй.
Рыжеволосой, красноглазой, разве что не окровавленной с головы до пят - почти как из коробки, запертой в голове Рин.
Синеволосая ведьма заливается хохотом, метко швыряясь пистолетом в сторону Птилол. Какая неприятная неприятность!

Выстрел, ещё один.
Благодарная публика – самое ценное в подобный момент. Она видела вздрогнувшую спину, будто могильный холод, сковавший кожу – её, не парнишки вовсе. Она видела лицо, полное безнадежного отчаяния, видела страх, видела жалость – к самому себе, к своей ошибке, видела стекленеющий, теряющий нить жизни взгляд.
Выстрел, ещё один.
Ни звук разряжающегося пистолета, ни звук тела, падающего на землю, ни кровь – не каплями, подтеками спускающаяся по волосам, щекам, едва ли не застилающая собою взгляд; ни то, как она молча, не скрывая удовольствия облизывает губы, переступая через лужу, поместившую в себя девчонку. Благодарная публика – самое ценное в подобный момент.
А мне определенно идет красный.
Сайприн не хохочет уже, улыбается, глядя на то, как рыжеволосая вновь заносит руку с пистолетом вверх, направляя в лицо уже ей; как задерживается – на эти жалкие, короткие секунды, но задерживается, заставляя её вновь хохотать, когда пуля проносится сбоку, где-то не над ухом даже.
Умру я, умрёшь и ты.
Даже взгляд самой себе в спину выходит до обидного беспристрастным.  Далеко ли ты сможешь уйти?
Рин ухмыляется, поправляя на себе запачканный костюм, с придиркой осматривает запятнанную кровью белизну рубашки, с сожалением отмечая безвозвратную её утрату, оборачивается в сторону – кажется, там до этого был тихий звук – уж не Теллу ли часом? – и падает, погрязая коленями в луже рыцарской крови.
Голос, один, другой, третий – десятки, сотни их; она не замечает, как приглушенно хрипит в пустоту, не замечает того, как сама превращается в черно-синее платье, только тонкая удавка сдавливает под собою шею, да остроконечные углы темной звезды – царапают кожу. 
- Хватит, - не слыша себя, она лишь беспорядочно перебирает пальцами землю, вымачивая те в вязкой алой жидкости; запах крови дурманит, затуманивает, лишает рассудка – да и был ли он вовсе? – Уходи! – запястья обхватывают бледно-голубые, трепещущие, будто холодное пламя языки; Сайприн вскакивает, будто отмахиваясь от кого-то – энергетический поток сносит основание фонтана, заполняя ночную пустоту звуками хлещущей под напором воды. Ноги слушаются с трудом, силясь вновь приковать девушку к асфальту; Рин отмахивается ещё раз, вырывая из земли пригвожденную к той далекую лавочку. – ЗАМОЛКНИ!
Запах сменяется, опьяняя лишь сильнее, поступая к горлу плотным комом, как не старайся – не протолкнуть, как не пытайся – голосам не стихнуть. Запах сменяется, влечет за собою – она не сопротивляется, безвольно следуя на чей-то зов, кроша по пути стекла уличных фонарей, оставляя без веток деревья – лишь один, издевательски тихий, но отчетливый, почти спасительный шепот:
Либо ты, либо тебя.

Если это был сон, то ей давно пора проснуться.
Она тащилась по парковой аллее, едва переставляя стопы и сон упорно тащился за нею следом; длинными, искривленными языками цеплялся за ноги, налипал к телу, что после было сложно признать своим, скатывался вниз по языку, плотным комом мешая дышать. Сайприн даже не пыталась откашляться: быть может и правда, стоит только лишь сдохнуть, чтобы всему вокруг настал конец? Сжатую в бесконечности тишину ночи нарушал лишь её редкий, тихо срывающийся хрип и звук бьющихся от ударов стекол.
Если это не сон, то городские службы разделят её боль по утру.
Голоса лишь усиливались, подгоняли, пытались вести. Она слушалась неохотно, нехотя откликаясь на зов, но слушалась: да Сайприн готова убить хоть с десяток американских президентов, если это заставит их заткнуться! Или позволит ей снять этот чертов ошейник. Ногти давно расцарапали шею в кровь, пытаясь содрать с себя злосчастную удавку, но та словно прикипела к коже.
По глазам неприятно полоснуло ярким светом: Рин не преминула бы возможностью разнести очередной источник его, занеся для того даже руку, но под ноги, активно спеша, кинулась какая-то мелочь. Руки ухватили ту за ворот рефлекторно, тряхнув мелкую девчонку на себя. Шума толпы вокруг Сайприн не замечала, как и увлеченная своим занятием толпа не замечала её. Зато девица что-то недовольно вопила, что было заметно по её открывающемуся рту: голоса в голове, вопящие то ли друг на друга, то ли на Рин, не позволяли разобрать и слова. И низкие каблуки девичьих ботинок, что с силой впечатывались в колени ведьмы, отбивались глухими ударами в висках, но не позволяли девушке и шелохнуться.
Если это не сон, то едва это наваждание спадет, она даже не встанет на ноги.
От звонкой пощечины, опустившейся девчонке на щеку, засаднило даже руку самой Сайприн, заставив ворох истеричного сопротивления прекратиться.
Среди тысячи звенящих в голове голосов она точно не слышала лишь одного; того, что спустя многие, бесконечно-долгие годы, впервые показался ей единственным родным.
«Она не вернется.»
В лицо девчонке впечатался уже кулак, разбивая его до крови. Конечно, это была не она, но она - реальна, в отличии от жалких голосков, что боятся выбраться из её сознания на волю. Сайприн приблизила к ней лицо, повела носом - кровь не имела запаха, терялась, заменялась чем-то острым, резким, приторным. Ведьма скривилась, оттолкнув девчонку от себя, попятилась назад.
Тело слушалось всё меньше, сдаваясь под натиском слабеющего минуту за минутой рассудка.
Если это был сон, то ногам лучше немедля врасти в землю.
«Выберется только одна. Ты так сильно стремишься проиграть?»
Один, леденящий, звучащий в ушах битым стеклом, он пробивался среди других, заглушая их.
«Ты можешь больше. Нет смысла сдерживаться.»
Тяжелое дыхание, кажется, вот-вот сойдет на его отсутствие, но этому адскому поводку только это и нужно. С пустой игрушкой справляться легче? Рин смеется, по-прежнему хрипло и криво, передергивает плечами. Пусть! Если это не сон, она точно не станет жалеть.
Ноги отрываются от земли уже, кажется, сами собой. В её пальцах сила - куда большая, чем ведьма хотела бы себе представить. Она рвется на волю, стекает жгучими струйками по венам. Больше. Нет смысла сдерживаться. Энергетический поток сметает собой софиты, крупные экраны, целые блоки прожекторов; ошметки их разлетаются по толпе, опадают, разбиваясь на вовсе мелкие на землю и сцену, проносятся над ними короткими очагами замыканий и всполохов... Она не видит из этого ничего, уносясь от площади прочь. как супермен Движение цели, что Сайприн чувствует едва ли не по совершенно до того неизвестному, но приятному и терпкому запаху, замедляется в один момент; перемещение по воздуху имеет собственный плюс, позволяя огибать неудобные переулки через крыши домов, не волоча за собою определенно отказывающие ноги.
Большое, просторное окно больницы встретило её радушно. Выставленные перед собою руки изрезало в кровь, кое-где задевая и многострадальные колени; мелкие осколки полоснули по щекам и лицу, удачно минуя разве что закрытые глаза, но не похоже было, чтобы Сайприн это смущало - она, не сбавляя скорости, пронеслась сквозь разнесенное стекло вперед, туда, где словно красная тряпка для быка маячило зеленоволосое платье, заводящее новые бесполезные знакомства.
Девушка попросту навалилась на Теллу, заваливая её на пол и придавливая собою сверху. На лицо старой знакомой, над которым нависло лицо Рин, мерно стекали по подбородку липкие багровые капли.
- Ты меня бросила, - безапелляционно заметила Сайприн, заметно тяжело дыша. Голоса вымело из головы вместе со звоном бьющегося о собственное тело стекла, оставляя из них всего один. - И я нашла себе новых друзей. Как думаешь, детка, - адреналин, загоняемый наваждением в кровь, спадал слишком быстро, заставляя девушку чувствовать накатывающую волнами боль каждым сантиметром избитого и израненного тела, но пальцы по-прежнему цепко прижимали запястья девчонки к земле. - Зачем им хотеть твоей смерти?

В этом чёртовом мире нет ни минуты покоя.
Это ведьма успела оценить, едва почувствовав пропавший под ногами пол, решивший сменить себя природными пейзажами, окончившимися чьим-то перелитым через края бассейном.
Народ здесь явно умеет развлекаться!
Вода вокруг Сайприн стремительно окрашивалась в алый цвет, что приносило бы девушке определенного рода умиротворение - ведь от стремительной потери крови (которая была не настолько стремительной, как того бы хотелось) свести счеты с жизнью значительно проще, если бы не одно "но". Сквозь мутную гладь, через которую сложно было увидеть хоть какой-то кусок поверхности, она смутно разглядывала ускользающее от неё платье.
Рин не умела проигрывать. Возвращающиеся воспоминания отчетливо напоминали о том, что проиграла ведьма целых два раза к ряду, но отчего-то этот случай был совсем из иного рода.
Сайприн никогда не проиграет извечному "номер два".
Выбраться из воды, используя собственную лётную силу, задачей было непростой: вода оказывала сопротивление достаточно сильное, чтобы девушка, собственные силы теряющая, лишь бестолково билась головой о стену в процессе. От того толчок Рин совершила лишь у самой поверхности, резко выскочив из-под темнеющей глади; её немедля повело куда-то в сторону, рискуя познакомить с бескрайними просторами вновь, но Сайприн повезло - спина с силой стукнулась о крышу какого-то микроавтобуса, с трудом покачивающегося на "волнах", и едва на ухнувшего под воду от оказанного на него давления.
- Кто из нас ещё ненормальная, - огрызнулась ведьма, развалившись на машине морской звездой и чувствуя себя практически неспособной пошевелить конечностями. Может, это было и к лучшему. Есть время для короткой передышки и некоторой аккумуляции сил; к тому же Теллу, похоже, не очень-то озабочена проблемой сведения счетов, в отличии от Рин. Интересно, она обо всех желающих выбить из неё дух "беспокоится" в той же степени? Не от того ли в прошлый раз померла так быстро? Мол, девочки, не удушила ли я вас слишком сильно...? - И вообще, детка, завязывай со стероидами. Под тобой целые бессознательные рушатся.
Голос в голове притих, но Сайприн отчетливо чувствовала его ухмылку; тот будто выжидал идеальной возможности сообщить девушке, что не так уж она и страшна, как её воспаляющееся воображение то рисует. Это не давало расслабляться и отключаться, хотя периодически хотелось, и раздражало больше всего.
Из занятого ею положения сложно было рассмотреть окружение, ровно как и отыскать взглядом зеленоволосую, но голос той Рин слышала отчетливо; на фоне последних событий казалось, что даже слишком.
- Это точно твой плод, - тем не менее заявила Сайприн, довольствуясь теми огрызками замшелых домов и общей запущенностью положения, которые успела зацепить, выныривая из воды. - Немало же ты нарыдала в длинные ночи осознаний того, что не можешь стать лучше. Не удивительно.
Ведьма ухмыльнулась сама.
- На это уходила почти каждая ночь.